Часть 1. «27 причин считать Светлану Кузнецову лучшей теннисисткой российской команды»

Часть 2. «Сочинская весна»

Часть 3. «Кристаллизация без давления»

Перед началом матчей я спросила у Анастасии Павлюченковой, каково это, тренироваться и спаринговаться на грунте с чемпионками Ролан Гарроса.

Она высоко оценила психологическую атмосферу, которую ей создают в команде, сказала, что ей очень комфортно тренироваться с Настей [Мыскиной] и Леной [Лиховцевой], что быть среди девчонок здорово и что они всегда понимают, в каком она настроении и состоянии.
Казалось бы, дежурные слова, но сказаны они были просто и искренне.
И я решила присмотреться к описанной атмосфере.

Мне в любом случае хотелось разобраться, как сейчас всё устроено в команде — с новым капитаном, тем более, что за предыдущий матч на выезде Анастасия Мыскина получила высочайшие оценки своей работы от команды и руководства.

Если всё так тепло и уютно, как было сказано, я решила, что это не могло не сказаться на игре Павлюченковой.

— Что, вообще что ли никто не думал, что я могу выиграть?! — всплеснула она руками при первом вопросе после победы.
Ведь на предматчевой пресс-конференции она говорила:
— По идее, на земле сильную подачу принимать легче, чем на быстром покрытии. К тому же скорость порой не так важна, как направление подачи. Можно подать слабо, но зарезать мяч, который будет не удобен для приема. Но вообще многое зависит от конкретного дня. Бывает, когда ты принимаешь все подряд, а бывает наоборот. День на день не приходится. Так что я об этом стараюсь не думать и считаю, что нам в первую очередь надо сконцентрироваться на своей игре и постараться играть в свое удовольствие.
Она открытым текстом говорила, что не боится подачи Сабины Лисицки, и спокойно рассуждала о том, как надо выигрывать.

Я помню, как ей не удалось выбраться из состояния свободного падения на матче с сербками (которые, справедливости ради, приехали в 2012 году в Москву сильнейшим составом), матч уходил и уходил настрой, но с тех пор прошло много времени и Настя добилась многих славных побед.

Я периодически натыкаюсь на мнения людей, которые хотят от Насти вещей, не имеющих отношения к ее работе.
Чтобы она повзрослела, посерьезнела, похудела, не знаю, что еще.
У меня складывается впечатление, что они не смотрели ее матчи, а видели только фотки из социальных сетей.
И что это за манера подгонять человека под какие-то стандарты (навязанные глянцем, к тому же)? Кого обсуждаем-то? Очередные «поющие трусы» или живого человека, работа которого — профессиональный спорт? И работу эту человек делает не первый год на высоком уровне.

Между тем, в тренерском штабе сборной собрались действительно чуткие люди. Они не переделывают Анастасию, а холят и лелеют. Они не оказывают давление, а поддерживают.
И вот этот чистый звук, который идет от их сотрудничества — именно его я вижу причиной такой важной победы Анастасии в Сочи.

Те отчаянные попытки взять под контроль ускользающий матч против залихватски гарцующей Иванович в 2012-м, и осознание, что это не под силу, эмоциональный раздрай и потеря нити игры.
Как изменился настрой, как изменился подход.
Это по-прежнему был матч с сильной соперницей, под большим внешним давлением, но это была игра на победу, а не попытки выиграть с надеждой на чудо.
Приняв как факт свойства своей игры, Настя и команда вывели формулу, в которую умещается и «Никто не говорил, что будет легко» и «Я могу».

Анастасия настолько быстро возвращалась в игру, она мгновенно забывала о только что состоявшемся розыгрыше и бросалась в следующий. Она будто снова приводила себя в одну и ту же точку. Фокус.
Собралась, сыграла, взяла очко или отдала, она тут же отбрасывала его и бралась за следующее. Она собирала этот матч, как пазл. Не проходило одно — она пробовала другое, не тратя время на переживания. Как результат — победа и одно из трех очков для путевки в финал.

В целом, игроки и тренеры команды показали себя сильным звеном в данном мероприятии на радость всем, кто за них переживает. Чего нельзя сказать об остальных аспектах.

Комментарий Тарпищева об отсутствии в сборной Марии Шараповой обескураживающе показателен: как нужно на самом деле относиться к болельщикам, скупавшим билеты и рассчитывающим на долгожданную встречу, чтобы швырнуть им в лицо «Да мы за две недели знали, что она не приедет в Сочи».

Да и в целом у меня выдалась «ничего себе поездка», я-то думала, меня трудно удивить.
Звоню по номеру «если у вас есть какие-либо вопросы» — пытаюсь узнать, известна ли замена на четвертый матч, до него час. Получаю «Нет!» и дальше неразборчивый визг в трубку, которую после…швыряют. Пожимаю плечами, надеваю очки, смотрю на немецкую команду: Кербер нет в боксе. Открываю твиттер, набирают Kerber, вижу недавний твит на немецком о том, что произведена замена и с Павлюченковой сыграет именно она. Ловлю себя на мысли, что тоже не отказалась бы сейчас повизжать на кого-нибудь в трубку.

Не работает вай-фай в зале пресс-конференций. Мне говорят, что всё работает, и что-то не так с моим компьютером и смартфоном. Но, если на трибуне не будет работать, то обязательно, обязательно скажите. Проходит полдня, как вай-фай на трибуне не работает, я вскользь упоминаю об этом и «А, да, он не работает!». Точно, спасибо. 

Организованное для СМИ питание — это такой позор, что я прощу прощения за слово «организованное».
«Питание по талонам, но талонов на всех не хватило, поэтому я вам так дам». Сэндвич с рыбой, от одного вида которого охватывает ужас. Он лежал тут без холодильника со вчерашнего дня, кстати. Нигде в здании не продается еда, искали всем колхозом, никто не пожелал брать наши деньги в обмен на хоть что-то съедобное. 

Подходит немецкий журналист, девушка за стойкой не понимает, чего он хочет (Ракетного топлива? Дюралевое весло? Подшивку журнала «Огонек» за 1978 год?), она стоит и смотрит, как он ищет глазами санитаров опознавательные знаки. Я добрая, я сдаюсь первая. «Купонов нет, но вас покормят. Из напитков — зеленый чай и кофе», — говорю я ему по-английски. Он забирает чашку кофе, благодарит, уходит. Я говорю «может, помочь вам написать бумажку со словами „чай, кофе, сэндвич“, чтобы они в нее тыкали пальцем»? Девушка за стойкой не понимает, чего я хочу, она стоит и смотрит куда-то вдаль.
Вода заканчивается через три часа после открытия «кафе», кулера нет ни на этаже, ни в здании. 
Попытка взять чашку кофе после матчей прервана фразой «мы уже всё выключили». При том, что пресс-центр вовсю сидит пишет. Впрочем, через 10 минут, когда все сотрудники ушли, я обнаруживаю в незакрытом кафе московских знакомых, которые мнутся у барной стойки в нерешительности. Берем на себя наглость и наливаем еще почти горячий кофе из выключенного бойлера, там есть краник, да. Утром этот же бойлер просто включают в розетку, там же еще полно кофе, зачем варить свежий? За руководство федерации не волнуйтесь, их кормили в вип-ресторане. 

Вечером в пресс-центре пара человек дописывает свои «Срочно в номер», я сижу с фотографиями. Приходит дядька-охранник, окидывает взглядом зал, спрашивает у сотрудника ФТР, сколько осталось, и говорит «Хорошо, значит, к девяти всех повыкинем».
«Повыкинем», — говорю я, — «отличное слово».
«Понравилось? Запишите», — говорит он пренебрежительно. Ок, записала.
Во время матчей тот же дядька-охранник дает указание сотрудникам, дежурящим в ложе прессы, чтобы они разогнали зрителей без аккредитации, которые спустились поближе к корту. Что сотрудники и начинают делать, а мне приходится вращать на них глазами, чтобы они быстро все сели по местам, потому что, вообще-то, на корте идет розыгрыш. Зрители так и не пересели, кстати, командный голос у мужчины без аккредитации оказался поважнее, и он охранника просто послал. Не очень далеко, к другим зрителям. Эти же охранники на следующий день не пропускают меня на корт после первого гейма, когда вся арена ходит ходуном от топота зрителей и мне приходится на них рявкать, потому что они готовы в меня вцепиться и уже тянут ко мне руки.

Кафе, кстати, не работало в первые дни. До ближайшего идти через трассу «Формулы-1», а у меня дело. Облазила здание, нашла кофейный аппарат, притулилась на диванчике.
И вот сижу я, пью коричневый жидкий кипяток за 40 рублей, (что-то там еще не настроено было), в который всыпала принесенный с собой на всякий случай пакетик «3 в 1», чего только не станешь носить с собой, а, и тут слышу звонкий голос с приветствием и «Ваш пропуск!» в ответ.
«Нет, не могу вас пустить, пропуск!».
Тут я «Вы что, это же игрок сборной, я же ее тренировку и жду!».
«Точно?» — с недоверием.
«Точно. Ну неужели вы отправите ее в другой подъезд?!» (Можно подумать, надо идти по сугробам.)
Я вижу, как сотрудник службы безопасности делает сложный выбор — он не знает Настю в лицо, и верить можно только моим словам, и вроде как меня признали и мне можно верить (с чего он это взял...), и обидеть Настю отправлением в другой подъезд он не хочет, и понимает, что начальство скажет ему ай-яй-яй. 
«Нет. Нет, конечно, проходите» — Настя кладет сумку с пулеметом на ленту для просвечивания, еще пара фраз про ее тренера, и они наконец внутри и уходят к кортам.
«Понимаете!» — говорит мне сотрудник, — «к ним должна быть прикреплена охрана! Они не должны одни тут ходить! Их должны сопровождать! За них отвечают!»
«Понимаю», — говорю, «ну не отправлять же было игрока сборной в другой подъезд, вы правильно поступили». Это же не футбольная сборная, думаю я про себя, да и вы, прямо скажем, не проинструктированы. Тем более, что один из его коллег парой дней раньше проводил меня прямо в штаб ФТР, потому что в пресс-центр меня без пропуска пускать было нельзя, но и оставить меня без ответа они тоже не могли. В штабе ФТР мне сказали «Как вы вообще сюда попали?! И у нас еще коробка с аккредитациями СМИ не открыта», потому что я, как обычно, притащилась на пару дней раньше, чем всё начинается. 
Какое это все имеет отношение к безопасности, я не догадываюсь.

Пресс-конференции же приобрели незабываемый флёр, теперь журналистов заставляют задавать вопросы — надо же изобразить движуху. Я оторопело смотрела, как люди, которые пишут о теннисе дольше, чем я его смотрю, шагали между стульчиками и скукоживались у микрофона с вопросами в духе «Хорошо ли вы знаете свою соперницу?», а девушки в ответ начинали вспоминать, на каком турнире и сколько сетов.

А попытки изображать работу пресс-службы с места событий в социальных сетях даже неловко комментировать. Оставим это тем, кому не жаль времени.

P. S.
Получивший широкую огласку инцидент с Бушар и рукопожатием навел меня на мысль получить официальный комментарий от президента ITF Франческо Риччи-Битти, благо он сидел за соседним столом и давал интервью.

К президенту меня не подпустили (очень вежливо, подробно узнав, чего я, собственно, хочу, и заверив, что он совершенно точно скажет, что он там лично не присутствовал, поэтому и нет комментариев), а на мои вопросы я получила ответ, что у международной федерации тенниса нет позиции по этому вопросу. Как нет? А вот так, отсутствует. А на уточнение, так должна Бушар пожимать руку или не должна, сказали, что не должна, но что должна понимать, что такое ее решение может повлиять на отношение к ней.

Эта ситуация повергает меня в неописуемый восторг, и я уточняю: есть некий сотрудник некой организации, который не следует общим нормам поведения, но ответственность за это несет лично, и никто из чиновников не может ни повлиять на нее, ни защитить ее от тех, кто пытается ее заставить делать то, что она не хочет.

И никто не защитит других людей от ее выбора. Предупредить, скажем, что она не будет жать руку? Чтобы не ставить соперницу в неловкое положение?

У нее есть право не пожимать руку, у других есть право ее за это высмеивать публично, и всё это не касается ни одного сотрудника ни одной федерации. Так, говорю? На это мне было предложено обратиться к канадской федерации тенниса с вопросом, будут ли они общаться на эту тему с Бушар.

Ага. Хорошо, что не к родителям, подумала я, и ушла.